Неточные совпадения
Это было ему тем более неприятно, что по некоторым словам, которые он слышал, дожидаясь у двери
кабинета, и
в особенности по выражению лица
отца и дяди он догадывался, что между ними должна была итти речь о матери.
Она,
в том темно-лиловом платье, которое она носила первые дни замужества и нынче опять надела и которое было особенно памятно и дорого ему, сидела на диване, на том самом кожаном старинном диване, который стоял всегда
в кабинете у деда и
отца Левина, и шила broderie anglaise. [английскую вышивку.]
— Нет! — говорил он на следующий день Аркадию, — уеду отсюда завтра. Скучно; работать хочется, а здесь нельзя. Отправлюсь опять к вам
в деревню; я же там все свои препараты оставил. У вас, по крайней мере, запереться можно. А то здесь
отец мне твердит: «Мой
кабинет к твоим услугам — никто тебе мешать не будет»; а сам от меня ни на шаг. Да и совестно как-то от него запираться. Ну и мать тоже. Я слышу, как она вздыхает за стеной, а выйдешь к ней — и сказать ей нечего.
И вот вечером, тотчас после того, как почтальон принес письма, окно
в кабинете Варавки-отца с треском распахнулось, и раздался сердитый крик...
В назначенный вечер Райский и Беловодова опять сошлись у ней
в кабинете. Она была одета, чтобы ехать
в спектакль:
отец хотел заехать за ней с обеда, но не заезжал, хотя было уже половина восьмого.
Я здесь до вашего приезда глядел целый месяц на ваш портрет у вашего
отца в кабинете и ничего не угадал.
На другой день после своего разговора с Бахаревым Привалов решился откровенно обо всем переговорить с Ляховским. Раз, он был опекуном, а второе, он был
отец Зоси; кому же было ближе знать даже самое скверное настоящее. Когда Привалов вошел
в кабинет Ляховского, он сидел за работой на своем обычном месте и даже не поднял головы.
Наконец девушка решилась объясниться с
отцом. Она надела простенькое коричневое платье и пошла
в кабинет к
отцу. По дороге ее встретила Верочка. Надежда Васильевна молча поцеловала сестру и прошла на половину
отца; у нее захватило дыхание, когда она взялась за ручку двери.
Надежда Васильевна после рождества почти все время проводила
в своей комнате, откуда показывалась только к обеду, да еще когда ходила
в кабинет отца.
Весь дом был
в страшном переполохе; все лица были бледны и испуганы. Зося тихонько рыдала у изголовья умирающего
отца. Хина была какими-то судьбами тут же, и не успел Ляховский испустить последнего вздоха, как она уже обшарила все уголки
в кабинете и перерыла все бумаги на письменном столе.
Надежда Васильевна поцеловала
отца в лоб и молча вышла из
кабинета. Данила Семеныч, покачиваясь на своих кривых ногах, ввалился
в кабинет.
Убийца соскакивает вниз из предосторожности, чтоб убедиться, жив или нет свидетель, а между тем только что оставил
в кабинете убитого им
отца своего, по свидетельству самого же обвинителя, колоссальную на себя улику
в виде разорванного пакета, на котором было написано, что
в нем лежали три тысячи.
Вдруг
в окошко тихонько протянулась рука, кто-то положил на пяльцы письмо и скрылся, прежде чем Марья Кириловна успела образумиться.
В это самое время слуга к ней вошел и позвал ее к Кирилу Петровичу. Она с трепетом спрятала письмо за косынку и поспешила к
отцу в кабинет.
В спальной и
кабинете моего
отца годы целые не передвигалась мебель, не отворялись окна.
Вечером снова являлся камердинер, снимал с дивана тигровую шкуру, доставшуюся по наследству от
отца, и груду книг, стлал простыню, приносил подушки и одеяло, и
кабинет так же легко превращался
в спальню, как
в кухню и столовую.
Одним зимним утром, как-то не
в свое время, приехал Сенатор; озабоченный, он скорыми шагами прошел
в кабинет моего
отца и запер дверь, показавши мне рукой, чтоб я остался
в зале.
Отец каждое утро запирался
в кабинете и, выйдя оттуда, раздавал нам по кусочку зачерствелой просвиры.
Отец не сидел безвыходно
в кабинете, но бродил по дому, толковал со старостой, с ключницей, с поваром, словом сказать, распоряжался; тетеньки-сестрицы сходили к вечернему чаю вниз и часов до десяти беседовали с
отцом; дети резвились и бегали по зале;
в девичьей затевались песни, сначала робко, потом громче и громче; даже у ключницы Акулины лай стихал
в груди.
Покуда мы играем, и
отец выходит из
кабинета, но остается
в гостиной недолго.
В течение целого дня они почти никогда не видались;
отец сидел безвыходно
в своем
кабинете и перечитывал старые газеты; мать
в своей спальне писала деловые письма, считала деньги, совещалась с должностными людьми и т. д.
Просидевши с сестрами час или полтора,
отец спускался вниз и затворялся
в своем
кабинете, а тетеньки, оставшись одни, принимались за работы из фольги, [Фольгой называлась жесть самой тонкой прокатки, окрашиваемая
в разные цвета.
— Ты что же, сударь, молчишь! — накидывалась она на
отца, — твой ведь он! Смотрите на милость! Холоп над барыней измывается, а барин запрется
в кабинете да с просвирами возится!
Эта медаль всегда висела у
отца в кабинете, и он особенно ею гордился.
Мы были уверены, что дело идет о наказании, и вошли
в угнетенном настроении.
В кабинете мы увидели мать с встревоженным лицом и слезами на глазах. Лицо
отца было печально.
Однажды
отец, выслушав нашу чисто попугайскую утреннюю молитву, собрал нас
в своем
кабинете и стал учить ее правильному произношению и смыслу. После этого мы уже не коверкали слов и понимали их значение. Но молитва была холодна и не затрагивала воображения.
Но
отец, которому все это и надоело, и мешало, открыл свою дверь, и оба вошли
в кабинет. Петр без всяких предосторожностей подошел к постели и громко сказал по — польски...
— А — а, — протянул офицер с таким видом, как будто он одинаково не одобряет и Мазепу, и Жолкевского, а затем удалился с
отцом в кабинет. Через четверть часа оба вышли оттуда и уселись
в коляску. Мать и тетки осторожно, но с тревогой следили из окон за уезжавшими. Кажется, они боялись, что
отца арестовали… А нам казалось странным, что такая красивая, чистенькая и приятная фигура может возбуждать тревогу…
Однажды мы сидели за уроком с комнате Марыни, которая занималась с малышами французским языком, когда ее позвали
в кабинет отца.
— Ка — кой красивый, — сказала моя сестренка. И нам с братом он тоже очень понравился. Но мать, увидев его, отчего-то вдруг испугалась и торопливо пошла
в кабинет… Когда
отец вышел
в гостиную, красивый офицер стоял у картины, на которой довольно грубо масляными красками была изображена фигура бородатого поляка,
в красном кунтуше, с саблей на боку и гетманской булавой
в руке.
«…Ее
отец сидел за столом
в углублении
кабинета и приводил
в порядок бумаги… Пронзительный ветер завывал вокруг дома… Но ничего не слыхал мистер Домби. Он сидел, погруженный
в свою думу, и дума эта была тяжелее, чем легкая поступь робкой девушки. Однако лицо его обратилось на нее, суровое, мрачное лицо, которому догорающая лампа сообщила какой-то дикий отпечаток. Угрюмый взгляд его принял вопросительное выражение.
На следующий вечер старший брат, проходя через темную гостиную, вдруг закричал и со всех ног кинулся
в кабинет отца.
В гостиной он увидел высокую белую фигуру, как та «душа», о которой рассказывал капитан.
Отец велел нам идти за ним… Мы подошли к порогу и заглянули
в гостиную. Слабый отблеск света падал на пол и терялся
в темноте. У левой стены стояло что-то высокое, белое, действительно похожее на фигуру.
Выписка его была обязательна для чиновников, поэтому целые горы «Вестника» лежали у
отца в кабинете, но кажется, что мой старший брат и я были его единственными и то не особенно усердными читателями.
И вот, на третий день, часа
в три, вскоре после того как на дворе прогремели колеса отцовской брички, нас позвали не к обеду, а
в кабинет отца.
Были два дня, когда уверенность доктора пошатнулась, но кризис миновал благополучно, и девушка начала быстро поправляться.
Отец радовался, как ребенок, и со слезами на глазах целовал доктора. Устенька тоже смотрела на него благодарными глазами. Одним словом, Кочетов чувствовал себя
в классной больше дома, чем
в собственном
кабинете, и его охватывала какая-то еще не испытанная теплота. Теперь Устенька казалась почти родной, и он смотрел на нее с чувством собственности, как на отвоеванную у болезни жертву.
Лучше всех держала себя от начала до конца Харитина. Она даже решила сгоряча, что все деньги отдаст
отцу, как только получит их из банка. Но потом на нее напало раздумье.
В самом деле, дай их
отцу, а потом и поминай, как звали. Все равно десятью тысячами его не спасешь. Думала-думала Харитина и придумала. Она пришла
в кабинет к Галактиону и передала все деньги ему.
Нюрочка посмотрела на
отца и опустила глаза. Ей ужасно хотелось посмотреть, какой стал теперь Вася, и вместе с тем она понимала, что такое любопытство
в настоящую минуту просто неприлично. Человек болен, а она пойдет смотреть на него, как на редкого зверя. Когда после обеда
отец лег
в кабинете отдохнуть, Нюрочка дождалась появления Таисьи. Мастерица прошла на цыпочках и сообщила шепотом...
Раз, когда днем Катря опять ходила с заплаканными глазами, Петр Елисеич, уложив Нюрочку спать, позвал Домнушку к себе
в кабинет. Нюрочка слышала только, как плотно захлопнулась дверь отцовского
кабинета, а потом послышался
в нем настоящий крик, — кричал
отец и кричала Домнушка. Потом
отец уговаривал
в чем-то Домнушку, а она все-таки кричала и голосила, как настоящая баба.
Петр Елисеич на руках унес истерически рыдавшую девочку к себе
в кабинет и здесь долго отваживался с ней. У Нюрочки сделался нервный припадок. Она и плакала, и целовала
отца, и, обнимая его шею, все повторяла...
Петр Елисеич неожиданно смутился, помахал платком и торопливо ушел
в свой
кабинет, а Нюрочка так и осталась с раскрытым ртом от изумления. Вообще, что-то случилось, а что — Нюрочка не понимала, и никто ей не мог ничего объяснить. Ей показалось только, что
отец точно испугался, когда она пожаловалась на Домнушку.
Нюрочка спряталась
в кабинете отца и хотела здесь просидеть до вечера, пока все не проснутся: она боялась Васи.
Лиза снова расцеловала
отца, и семья с гостями разошлась по своим комнатам. Бахарев пошел с Гловацким
в его
кабинет, а Лиза пошла к Женни.
Марья Михайловна, бледная и трепещущая, выслушала мужа, запершись
в его
кабинете, и уже не плакала, а тихо объявила: «Мы, Васенька, должны ехать с
отцом в Швейцарию».
Лиза тихо вышла и, пройдя через гостиную и залу, вошла
в кабинет отца.
У
отца не было
кабинета и никакой отдельной комнаты;
в одном углу залы стояло домашнее, Акимовой работы, ольховое бюро;
отец все сидел за ним и что-то писал.
У нас
в доме была огромная зала, из которой две двери вели
в две небольшие горницы, довольно темные, потому что окна из них выходили
в длинные сени, служившие коридором;
в одной из них помещался буфет, а другая была заперта; она некогда служила рабочим
кабинетом покойному
отцу моей матери; там были собраны все его вещи: письменный стол, кресло, шкаф с книгами и проч.
Оставшись на свободе, я увел сестрицу
в кабинет, где мы спали с
отцом и матерью, и, позабыв смутившие меня слова «экой ты дитя», принялся вновь рассказывать и описывать гостиную и диванную, украшая все, по своему обыкновенью.
Ему дали выпить стакан холодной воды, и Кальпинский увел его к себе
в кабинет, где
отец мой плакал навзрыд более часу, как маленькое дитя, повторяя только иногда: «Бог судья тетушке! на ее душе этот грех!» Между тем вокруг него шли уже горячие рассказы и даже споры между моими двоюродными тетушками, Кальпинской и Лупеневской, которая на этот раз гостила у своей сестрицы.
Раз у
отца,
в кабинете,
Саша портрет увидал,
Изображен на портрете
Был молодой генерал.
«Кто это? — спрашивал Саша. —
Кто?..» — Это дедушка твой. —
И отвернулся папаша,
Низко поник головой.
«Что же не вижу его я?»
Папа ни слова
в ответ.
Внук, перед дедушкой стоя,
Зорко глядит на портрет:
«Папа, чего ты вздыхаешь?
Умер он… жив? говори!»
— Вырастешь, Саша, узнаешь. —
«То-то… ты скажешь, смотри!..
Юлию
в самом деле, должно быть, заинтересовал Вихров; по крайней мере, через несколько дней она вошла
в кабинет к
отцу, который совсем уже был старик, и села невдалеке от него, заметно приготовляясь к серьезному с ним разговору.
У него никогда не было никакой гувернантки, изобретающей приличные для его возраста causeries [легкий разговор, болтовня (франц.).] с ним; ему никогда никто не читал детских книжек, а он прямо схватился за кой-какие романы и путешествия, которые нашел на полке у
отца в кабинете; словом, ничто как бы не лелеяло и не поддерживало
в нем детского возраста, а скорей игра и учение все задавали ему задачи больше его лет.